Дмитрий Михайлович Смагин родился 11 марта 1935 года в селе Никольское Орловской области.
В связи с начавшейся Великой Отечественной войной отец семейства Михаил Ефимович ушёл на фронт, откуда в июне 1942 года на него пришли похоронка. Родное село попало в зону военных действий. На Никольское фашисты совершали авианалёты и вскоре оккупировали на три месяца.
После контрнаступления село освободили бойцы Красной армии, что дало возможность семье уехать в эвакуацию. Возвратившись в Никольское, Смагины нашли свой дом разрушенным и сгоревшим до основания.
После средней школы Дмитрий Михайлович поступил в Челябинское культпросветучилище, после окончания которого распределился в Кизильский район. Работая заведующим клубом в посёлке Симбирка, он связал свою судьбу с Раисой Николаевной Косаревой.
В 1963 году Дмитрий Михайлович стал корреспондентом районной газеты «За коммунизм». Через год вступил в Союз журналистов. Затем заочно закончил факультет журналистики Уральского государственного университета и Свердловскую высшую партийную школу. В газете работал последовательно заведующим отделами писем, партийной жизни и сельского хозяйства, являясь при этом заместителем редактора.
Награждён медалями «За добросовестный труд» и «Ветеран труда».
Поэтический дар обнаружился у Дмитрия Михайловича ещё в школьном возрасте. Его стихотворения публиковались в районных, областных и всероссийских изданиях. Уже после смерти в 2002 году сын Максим издал в Екатеринбурге сборник избранных стихов «Между Европой и Азией», куда вошли представленные в сегодняшней подборке произведения.
Дмитрий Михайлович был очень плодотворным автором. Чтобы оттачивать мастерство стихосложения, он сочинял стихи каждый день. Рифмовал на любые темы – о природе, о жизни, на злобу дня, писал посвящения коллегам и выдавал строки к календарным праздникам. Он очень требовательно относился и к себе, и к многочисленным самодеятельным поэтам, которых порой правил нещадно, критиковал, но всё это шло на пользу.
Дмитрий Смагин – поэт-самородок, талантище, которым мы вправе гордиться. В районе не было и нет равных ему, Профессионалу с большой буквы. С именем Смагина связана целая эпоха, он оставил неизгладимый след в памяти земляков, в истории района и местной газеты. А о том, каким человеком он был, рассказывают его многочисленные стихи, в которых заключена вся его жизнь – от рождения до последнего вздоха…
МЕЖДУ ЕВРОПОЙ И АЗИЕЙ
Я вам никогда не рассказывал,
Как милы мне эти места,
Где между Европой и Азией
Протянута лента моста,
Где сладко и вольно мне дышится,
Где воздух пахуч, как духи,
Где сами творятся и пишутся
Без всяких усилий стихи.
Деревья склонились над водами,
Волна подбегает к ногам,
Гуляют грачи хороводами
С запасом концертных программ.
А степь бесконечно поката,
Небесная гладь высока,
На острые пики заката
Нанизаны облака.
Так вечно мне жить бы и радоваться
Земле, где воздвигнут мой дом.
Пусть время коварно подкрадывается –
Я молод в краю молодом!
РЕЧКА ПАМЯТИ
По затонам, по извилкам,
Из-за гор, издалека
Пробивается Кизилка,
Мелководная река.
Проложив свои дороги
Между таловых кустов,
Осторожно моет ноги
У кизильских у мостов.
Было время ожиданья,
Было счастье на веку,
Как ходили на свиданья
За Кизилку за реку.
И как вспомнишь годы эти,
Вдруг повеет грусть-тоской,
Хорошо, что есть на свете
Речка памяти живой.
Потому что, где б ты ни был,
Будут жить в твоих зрачках
Этот мостик, это небо,
Эта речка в тальниках.
НА ЧТО МНЕ КРЫМ?
Прозрачно-розовая дымка
Стоит у сонных берегов,
Куда ведёт меня тропинка
Душистой зеленью лугов.
Покой и мир меня встречают
У кромки ласковой реки,
Где тихо ветками качают
Под лёгким ветром тальники.
На что мне Крым, на что мне Ялта,
На что мне южные цветы?
Там не спастись от шума, гвалта,
От нестерпимой суеты.
Лишь здесь, на берегу Урала,
С восходом солнечного дня,
Природа, приподняв забрало,
С улыбкой смотрит на меня.
ЗАПОМНЮ ДЕНЬ
Запомню день – он был прозрачен,
Сквозист и звонок, как хрусталь,
Высоким небом обозначен,
Что уходило вширь и вдаль.
Запомню день – он был бездонен,
Как море, вставшее ребром.
И помнились его ладони
Литым, слепящим серебром.
Запомню день – он был чудесен,
Творил мелодии окрест,
Звучал, как хор народных песен,
Как симфонический оркестр.
Запомню день. Но мучит жалость,
Что я не знаю ничего:
А много ль дней таких осталось
В запасе века моего?
БОГАТЫЕ ПЛАЧУТ
Любые кошмарики мне по плечу
И в жизни, и в «страшном кино».
Богатые плачут, а я хохочу –
Ведь мне, в самом деле, смешно.
Немало в быту происшествий лихих
Им жизнь постоянно сулит:
Богатые плачут, поскольку у них
Живот от обжорства болит.
Как тяжко даётся житейский уют,
Известно на грешной земле.
Богатые плачут – им спать не дают
Тревоги об их барахле.
Ни краха, ни праха совсем не боюсь
И нервы зазря не треплю.
Богатые плачут, а я веселюсь –
Я жизнь, а не вещи люблю.
НО ЖИЗНЬ МУДРЕЙ ШЕКСПИРА
Во все века и времена
На всех высотах мира
Земля талантами полна,
Но жизнь мудрей Шекспира.
Куда, мой друг, ни оглянись,
Но ясен факт банальный,
Что окружающая жизнь
Толстого гениальней.
Поверить в Бога или нет –
Уж это дело вкуса.
Однако жизнь в любой момент
Святее Иисуса.
О жизнь, как жарок твой огонь,
Как беспощадна сила!
Железная твоя ладонь
Мне душу прокалила.
ЧТО НУЖНО ДЛЯ СЧАСТЬЯ
Для счастья нужно много,
Уж мне-то вы поверьте –
Удачная дорога
С рожденья и до смерти.
Для счастья нужно много –
С любимой повстречаться
И с отчего порога
Вовек не отлучаться.
Для счастья нужно мало –
Устроенная ниша
Да чтоб не протекала
Над головою крыша.
Чтоб тело не болело,
Чтоб власть не обижала,
В руках горело дело –
И это всё, пожалуй.
ХОРОШО БЫТЬ МОЛОДЫМ
Как хорошо быть молодым
С запасом всех резервов!
Печали тают, словно дым,
Не отягчая нервов.
Ах, молодость, чудесный дар,
Доставшийся без бою!
Перенесёшь любой удар,
Представленный судьбою.
И я был молод много лет,
Не опуская носа,
Всё думал: «Мне вовеки нет
Ни краха, ни износа!»
Теперь в больной судьбе моей
Лежат на дальней полке
От молодых, весёлых дней
Обломки да осколки.
На самом донышке души
Они ещё хранятся,
Как в рваном кошельке гроши
От прежнего богатства.
НАШИ ОТСТУПАЮТ
Август сорок первого. Жара.
Гимнастёрки вымокли от пота.
Целый день от раннего утра
На восток всё тянется пехота.
Смотрят бабы, дети и деды,
Босиком в пыли переступают.
Шелестит предвестником беды
Только фраза: «Наши отступают…»
Где-то глухо ухает гроза,
Полземли должно быть занимая.
У бойцов угрюмые глаза,
В них скользит растерянность немая.
Не поев, не отдохнув с утра,
На ходу солдаты засыпают.
Сорок первый. Страшная жара.
Наши бесконечно отступают.
СЧАСТЬЕ ДЕТСТВА
Суп мы ели травяной
Без котлетки,
Опалённые войной
Малолетки.
Как зверьё, кусали нас
Вошки-блошки,
Мы ходили в первый класс
При бомбёжке.
Вечерами воровски
Там, за рощей,
Собирали колоски
С нивы тощей.
А колхозный агроном,
Злой детина,
Нас охаживал кнутом,
Как скотину.
Так хлебнул я полным ртом
С малолетства
То, что в жизни мы зовём
Счастьем детства.
СТАЛ ТЫ УДОБРЕНИЕМ ВОЙНЫ
Что же ты, папаша, сплоховал,
Не дождался праздника святого?
Был убит осколком наповал
Под Москвой зимой сорок второго.
Что ж ты не схимичил, не словчил,
Не укрылся за чужую спину,
Что ж больших наград не получил,
Не пробился к званию и чину?
Под покровом смутной тишины
Думаю сегодня поневоле:
Стал ты удобрением войны,
Стал навозом на кровавом поле.
Но без жертв, положенных тобой,
Ничего б не сделали для внуков
Ни генералиссимус рябой,
Ни четырехзвёздный маршал Жуков.
Но свой долг ты выполнил сполна
И назад не отступил ни шагу.
На костях таких, как ты, страна
Вытолкнула армию к рейхстагу.
САМОВАР
Без рук, без ног – полчеловеком
Домой вернулся, отслужив.
Не в том кошмар, что стал калекой,
Кошмар в другом – остался жив.
Ни повернуться, ни встряхнуться,
Ни почесать бока и грудь,
Ни папиросой затянуться,
Ни пуговицы застегнуть.
Сидит беспомощный обрубок,
Напоминая самовар.
Скажите, как его супруге
Ужасный выносить кошмар?
Давным-давно война умокла,
Сместились ценности в стране.
А в этом доме плачут стекла,
Жена рыдает в тишине.
А рядом – жертва давних боен,
В культях превозмогая жар,
Лежит недвижен бывший воин
Беспомощный, как самовар.
ЖИЗНЬЮ НАСЛАДИТЬСЯ НЕВОЗМОЖНО
Как она ни кажется ничтожной,
Сколько в ней ни накопилось бед,
Жизнью насладиться невозможно,
Хоть живи на свете триста лет.
Пусть года большие за плечами
Мне печаль не устают внушать,
Воздухом, пронизанным лучами,
Всё равно так хочется дышать.
Жизнь пройдёт коварной невидимкой,
Но пред тем, как лечь и помереть,
В даль степную с голубою дымкой
Дайте мне возможность посмотреть.
Только тем и можно утешаться,
Что на этом свете всё равно
Вволю насмотреться, надышаться
Никому вовеки не дано…
