Кизильского автора отличали умение детализировать картинку, лёгкий слог и чувство юмора.
Борис Васильевич Безбородов, творчеству которого была посвящена одна из страниц нашей газеты совсем недавно, писал не только стихи. Он оставил нам интересные рассказы из реальной жизни того времени. Благодаря своей особенности всё детализировать, подробно описывать происходящее, читатель отчётливо представляет «картинку» происходящих событий ушедшей эпохи. Лёгкий слог автора, его тонкое чувство юмора делают прочтение ещё более увлекательным.
Первый полёт
Теперь это уже история, но было время, когда транспортная проблема в районе решалась благодаря использованию средств малой гражданской авиации. Было это в начале 60-х годов прошлого столетия. Теперь трудно поверить, что на территории района было пять аэропортов: в Кизиле, Путь Октября, Полоцке, Зингейке и Богдановке, что было налажено регулярное сообщение между ними через Кизил, а также с аэропортами Магнитогорска и Орска. За считанные минуты, часы, с любого аэродрома района можно было долететь в один из этих пунктов и даже до Челябинска.
В Магнитогорске базировался авиаотряд малой гражданской авиации на левом берегу Урала, там, где теперь ДОСААФ. Там же проводился ремонт и техническое обслуживание самолётного парка, его дозаправка. Для перелётов использовались самолёты АН-2 пятиместные (однокрылые) и 12-местные (двукрылые) или, как их все звали – «кукурузники» (за использование в сельскохозяйственных работах).
О том, как это всё начиналось, мой рассказ. Ну, прежде всего вопрос встал о покрытии площадок аэропортов. Вопрос этот был решен очень просто: подбиралась ровная площадка нужного размера с естественным травяным покрытием (ковыль), годная для оборудования взлётно-посадочной полосы. Второй вопрос – метеоплощадка и здание аэропорта. И этот вопрос решался просто. Вначале на краю аэродромного поля ставился обыкновенный полевой вагончик. В нём устанавливались стол и скамейки для пассажиров, стол и стул для начальника аэропорта, печка-буржуйка для обогрева помещения в холодное время года. Рядом с вагончиком крепился высокий шест с болтающейся на нём «колбасой» из плотной полосатой ткани для определения направления ветра. Сервисное обслуживание пассажиров было тоже простым: бак с водой, кружка на цепи, пачка старых газет и журналов, домино, шахматы. Связь осуществлялась посредством телефона. Я помню, в Кизиле рядом с больничным комплексом стоял тоже такой вагончик. Позднее было построено типовое здание аэровокзала, рядом с ним оборудована метеоплощадка. В хозяйствах под здания аэропортов строились и приспосабливались типовые двухквартирные домики. Телефонная связь была заменена на радиосвязь с установкой радиомачт и рации. Зимой для расчистки и укатывания взлётно-посадочной полосы использовались бульдозеры, катки.
О своём первом полёте я и хочу рассказать. Дело было зимой 1962 года в Полоцке. Рядом с посёлком разровняли под взлётную полосу кукурузное поле, установили вагончик и мачту с «колбасой», провели телефон. Хозяйничал в аэропорту начальник, который в одном лице совмещал все должности: начальника, истопника, кассира, метеоролога, радиста, проводника и уборщицы. От всех других людей его отличала зимняя лётная форма с унтами, сиплый простуженный голос, чувство ответственности и осознание своей значимости. Он сидел за столиком с телефоном, пред ним куча бумаг. В вагончике жарко топилась «буржуйка». Мы, пассажиры, сидели на скамейках у отдельного столика, с затаённой тревогой поглядывая то на начальника, то на его телефон, по которому должны сообщить из Кизила о вылете к нам пятиместного АН-2.
Мне предстояла служебная командировка в райцентр. Моими попутчиками были Ванюшка Ямщиков из Черкасов и его престарелая мать, которую он вёз в районную больницу. Сидим, волнуемся, как никак первый полёт предстоит. День выдался ясным, солнечным, морозным, мела лёгкая снежная позёмка.
Наконец нам сообщили о вылете самолёта из Кизила. Через 15-20 минут выходим на лётное поле в сопровождении начальника. Садится лёгкий пятиместный самолёт. Вот он закончил пробежку по снежному полю на лыжах, развернулся, взревев мотором и подняв тучу снежной пыли, шипя тормозами. Волнения наши усилились, идём гуськом к самолёту. У нашей бабуси нервы совсем сдали: её колотит дрожь, ноги стали ватными, и она плюхается прямо на снег. Ванюшка подхватывает её под руку, в другой руке у него тулуп. «Маманя, маманя! Давай вставай, пошли, нас торопят», — уговаривает он мать.
У крыла самолёта стоит лётчик в зимней лётной форме, в унтах. Мотор самолёта работает на малых оборотах. Лётчик призывно машет своей планшеткой – давай скорее!
Ноги бабусю совсем не слушаются. Ванюшка пробует тащить её волоком по снегу, сполз валенок с ноги. «Давай, — кричит он мне, — бери её под другую руку, помогай тащить!» В общем, тащим мы бабульку волоком на спине, с остановками, так как постоянно сползают валенки, то с одной, то с другой ноги. Дрожь бить её не перестаёт, у нас тоже нервный озноб начался.
Кое как в поту дотащили мы бабусю до самолёта. Подсаживаем её в кабину, на заднее сидение. Лётчик помогает и шутит: «Ничего, бабуся, не боись! Сейчас в небо полетим, ближе к Богу твоему, может, и увидишь его!»
Ванюшка подсаживается к матери, накрывает её тулупом сверху, с головой. Я сажусь на переднее сиденье рядом с пилотом.
Страшновато, что ни говори, в первый раз отрываться от родной земли-матушки. Хорошо хоть пилот рядом! Земля – она есть земля, по ней мы ходим, ездим, падаем иногда, но она вот – рядом! Мы привыкли к ней, нам не страшно. А тут надо отрываться от неё высоко в небо и лететь куда-то. А ну, как мотор откажет, а он один! Парашюта нет, на ходу вот так просто не спрыгнешь, как с повозки или машины.
Я почему-то с детства высоты боюсь. Нет, всё-таки страшно! Оглядываюсь на бабульку. Её колотит сильная дрожь, аж тулуп на ней подпрыгивает слегка. Ванюшка успокаивает как может, но и ему не по себе. Пилот своим делом занят: принял по списку пассажиров, где-то расписался, влез медведем в кабину на своё место. Захлопнул дверцу, махнул рукой начальнику на прощание, сдвинул со лба на глаза солнцезащитные очки и взялся руками за кнопки и рычаги.
Мотор взревел, сверкающий нимб вращающегося пропеллера засиял, запереливался ещё ярче на солнце. Самолёт тронулся с места, набирая скорость и преодолевая тугое сопротивление морозного воздуха. Его как будто ещё что-то сдерживало сзади, отчётливо ощущался стук лыж по неровностям поля. Но вот лётчик дал полный газ, и самолёт на предельной скорости стал медленно отрываться от земли. Сразу исчезли стук и тряска, самолёт как бы завис в воздухе на скорости, земля стала быстро удаляться, убегать вниз.
Наклон, самолёт делает круг над аэродромом, наклон, ещё наклон, потом самолёт выравнивается и ложится на заданный курс. Самолёт как бы висит в воздухе, под ним ощущается упругая подушка морозного воздуха. Горизонт раздвинулся на необъятную ширь, ярко сияет зимнее солнце над головой, под нами медленно проплывают назад заснеженные поля, овраги, перелески, русла рек подо льдом.
Ровный, натруженный гул мотора, лёгкая пробка давления крови в ушах. Страх и напряжение постепенно отступают, им на смену приходит простое любопытство.
Интересно наблюдать жизнь на земле с высоты птичьего полёта. И вообще смотреть на землю сверху. Дома как спичечные коробки, вдоль дорог столбы как спички, по дорогам ползут машины, трактора жучками, люди как мелкие букашки-муравьи, их с трудом можно разглядеть с высоты. Вот под нами проплывает ниточка ЛЭП, заснеженные улицы, дома села Обручёвка, снова белые поля в квадратах лесополос, овраги, перелески. Тугая, упругая подушка морозного воздуха прочно удерживает тяжесть самолёта.
Оглядываюсь назад. Дрожь у бабки прошла, из-под тулупа выглядывает её острое личико, любопытные глаза тоже пытаются что-то рассмотреть. Двадцать две минуты полёта до Кизила пролетают быстро. Вот уже под нами промелькнули река Урал, скала Синий Камень, заснеженные улицы села Кизильского. Самолёт заходит на посадку.
Снижение снова заставляет замирать сердце, кровь приливает к голове, все внутренности как бы проваливаются куда-то, дух замирает. Долгая, тягостная минута ожидания, и самолёт касается лыжами поля аэродрома, быстро мчится по нему, замедляя свой бег, шипя пневматическими тормозами. «Кукурузник» ревёт мотором, круто разворачивается перед вагончиком, поднимая тучу снежной пыли, и, наконец, останавливается как вкопанный. «Всё, приехали! – говорит пилот, сдвигая очки на лоб и выключая двигатель. – Ну, как, бабуся, жива? Бога своего не видела на небе? Давай, вылазь, приехали!»
Лётчик уже на земле, открывает заднюю дверцу и помогает нашей бабульке освободиться от тулупа и спуститься вниз. Мы с Ванюшкой тоже ему помогаем.
Бабушка приходит в себя, выпрямляется, чтобы отдышаться. И тут её взгляд упирается в здания больничного комплекса. Она в изумлении всплёскивает руками, поражённая той быстротой, с которой она оказалась здесь: «Батюшки! Больница-то вот она, совсем рядом!» Получилось это у неё так неожиданно и комично, что мы все покатились со смеху. Пилот смеялся дольше всех, аж до слёз, упав на крыло самолёта и повторяя сквозь смех: «Ну, бабка, ну, бабка! Сколько вожу пассажиров, такую в первый раз вижу!» Не понять ему было бедную бабку, которая ещё месяц назад добиралась до этой самой больницы 8 часов в вагончике, которые тащил за собой на санях гусеничный трактор С-80…
