События в Украине начали обостряться после не подписания правительством соглашения об ассоциации с Евросоюзом в ноябре 2013 года.
Но раскол общества начался задолго до начала противостояния на Майдане – нужен был только повод, и он нашёлся. Митинги на востоке страны переросли в вооружённые столкновения, когда киевские войска начали войну против собственного народа. Тогда и потекли на Донбасс вереницы из тысяч добровольцев со всех уголков России и других стран мира. В их числе оказался и уроженец села Кизильского Ильдар Атауллин.
После утреннего построения мы, согласно очерёдности между взводами, заступили в караул на охрану периметра расположения роты. Взяв в «кубрике» – так называлась комната, где мы жили, – разгрузку (автомат мы всегда носили с собой), я настроился провести ещё сутки на самом спокойном, а для кого-то и самом скучном третьем внутреннем посту. «Семки» и телефон с книгами – что ещё надо? И тогда будет совсем не скучно.
Но когда мы стояли на постах, нас неожиданно сменили. Поступил приказ готовиться к боевому выезду, взяв миномёты и боекомплекты к ним. Хорошо запомнилось то ощущение растерянности и лёгкой эйфории.
Наш расчёт уже вовсю шебуршал касками, дополнительными магазинами к автомату, по многочисленным кармашкам и отсекам рассовывались дополнительные пачки патронов.
«Ты чего так долго вошкаешься?» — встретил меня слегка возбуждённый командир расчёта. Подобное состояние многих ребят во взводе было объяснимо, ведь им предстоял первый выезд на боевое задание. Нормальный, кстати, оказался мужик. Со своими тараканами, конечно, но надёжный.
Закинув в «эрдэшку» (десантный рюкзак) пару банок тушёнки, сгущёнки и упаковку орешков, я озадачился вопросом – а брать ли спальник? Решил, что коврика и плащ-палатки хватит за глаза.
Разодеты наши на фоне местных были, конечно же, знатно. У нас имелось всё, вплоть до тактических очков с противоосколочными сменными стёклами. Но ротный командир и требовал, чтобы на нас были «спейшеловские прикиды», и на общих построениях не раз говорил, что выглядеть в глазах местного населения бойцы нашей роты должны достойно, а не как банда апачей. Апачами мы, кстати, часто в шутку называли ополченцев.
Наш взвод выстроился перед преданными «пепелацами», устроенными на базе грузовых «Уралов». Вообще, бронировать «Уралы», как я понял, начали ещё в Афганистане. Делается это так: кузов и кабину обшивают сварными листами железа, в кузове делают некое подобие отсека с бойницами и пулемётным гнездом, кузов же обшивают в два слоя, между которыми засыпается и утрамбовывается песок или бетонный раствор. Подобные переделки обходились дешевле тех же МТЛБ (многоцелевых транспортёров-тягачей лёгких бронированных), на которых, по идее, мы должны были передвигаться (как это было принято в Советской Армии). Но на всех «мотолыг», видимо, не хватало. Конечно, бронированный подобным образом «Урал» становится тяжелее, ход у него мягче, зато и слышно машину на большие расстояния. А в нашем миномётном деле это было крайне нежелательно и даже чревато невыполнением поставленной задачи.
Вот такие «урало-пепелацы» были на вооружении нашего взвода.
Погрузившись в машины, мы небольшой колонной выдвинулись из расположения. Пока ехали по Луганску, ребята больше отмалчивались. Каждый был погружён в свои мысли или проверял снаряжение. Кто-то нервно смотрел на дверь отсека, видимо, рассчитывая, как ему побыстрее сигануть из машины, если колонну атакует противник. Самые прыткие уже жались к заднему борту, поглядывая на проносящиеся мимо дома и улицы Луганска. На обочине нам попадались женщины. Они крестили проезжающие мимо машины, и тогда некоторые ребята крестились в ответ.
Но вот город закончился, мы въехали в посёлок Металлист. Разбитые блокпосты и бензозаправка оставляли гнетущее впечатление, зримо рисуя ярость произошедшего столкновения. Именно здесь, у «Металлиста», батальоны ЛНР «Бэтмен» и «Заря» когда-то впервые надавали по сусалам «Айдару». Кто-то нервно и громко передёрнул затвор автомата, досылая патрон. И, как по команде, защёлкали затворы автоматов у остальных в кузове. «Как бы не поранились с перепугу ещё до задания», — мелькнула в голове мысль.
Наверное, именно тогда, в дороге, я прочувствовал свой автомат, свою связь с ним. Он успокаивал, оставляя ясным и рассудительным сознание, подавляя эмоции и страх. Я тогда впервые совсем иначе посмотрел на него. В батальоне «Амур» в Ровеньках, да и потом в Красном Луче у меня были другие автоматы, с которыми не было ощутимой взаимосвязи. Они воспринимались по-другому. Говорят, что оружие само выбирает себе хозяина. И этот автомат выбрал меня – сам. Теперь я в этом убеждён. В оружейке было много трофейных, «апгрейженных» стволов. Я ласкал глазами другие автоматы, но в руки лёг именно этот «калаш». Ошибаются те, кто считает, что оружие обязательно должно стрелять. Нет, оружие должно быть частью мужчины. Его внутреннего мира. Его гармонии.
Подобные ощущения не были в диковинку. Нечто подобное, помнится, было в юности, когда я три дня не мог найти деревенский косяк лошадей. На исходе третьих суток, ночью, кобыла вывела меня на них, уже отчаявшегося. Как будто прочувствовав и поняв моё состояние, она помогла мне.
Но вот и наш фронтовой блокпост. Машины съехали влево, в лесополосу. Досылаю патрон, слышу по соседству ещё два щелчка. Улыбаемся друг другу. Как на учениях, под крики взводного «кругом враги!» мы быстро выгружаемся вместе с боекомплектами и миномётами из машин, занимая периметр. Помня опыт Чернухино, смотрю под ноги, ожидая панических криков про мины. Заходим в лесополосу, расчехляем миномёты.
Тут поступает команда сменить позицию. Быстро собрав вещи, идём вслед за взводным. «Пепелацы» с вновь загруженным боекомплектом (кроме того, что у нас во вьюках) остаются на местах.
Проходим мимо блокпоста. Из многочисленных выемок на нас вышли посмотреть его обитатели. Некоторые «здоровкаются», мы им отвечаем.
Заняв позицию, вновь расчехляем миномёт и приводим его в боевое положение. В касках, в разгрузках, а некоторые ещё и в бронежилетах («броники» были обязательными для всех, но многие их не взяли, а если и взяли, то вынули бронепластины). Неподалеку от нас группа ополченцев, смотря на наши манипуляции и ходьбу на артпозиции на полусогнутых, стала в шутку обсуждать, кому «в случае чего» достанется снаряжение. Наши в ответ на чёрный юморок больше отмалчивались.
Поступила новая вводная. «Мероприятие» начнётся рано утром. Замаскировав травой миномёты и выставив посты прикрытия, кто-то расположился в окопе и достал сухпай. А я пошёл искать земляков среди ополченцев с блокпоста. Ребята оказались хорошими, бывалыми. Нашёлся и земляк с позывным «Лютый», но его в этот момент на позиции не было.
За вечер потихоньку освоились с местностью и местными. Прикончив сухпай, стали кто где располагаться на ночлег. Расстелив пенку-коврик, положив под голову «эрдешку», я закутываюсь в плащ-палатку. Однако в разгрузке и в берцах с непривычки совсем не спится. В голову лезут разные мысли. Мешают заснуть тихие разговоры ребят из других расчётов, сидящих на миномётных ящиках (это те, кто не взял с собой ни ковриков, ни спальников, ни плащ-палаток, были и такие «умники»). Как только стемнело, над позициями стали летать беспилотники. Поговаривали, как бы противник, раскрыв наши позиции, превентивно не накрыл арт-огнём. Некоторые после таких разговоров перебрались спать в окопы. Я же вместе со своим расчётом остался там, где был, возле орудия и снарядных ящиков, рассудив: пусть будет, что будет.
Ночью, часа в три, проснулся от холода: от его влажных щупалец плащ-палатка не спасала. Пришлось встать. Снял разгрузку, каску, берцы, сделал небольшую разминку. Немного помогло. И хотя организм требовал сна, я решил немного поесть – достал ореховую смесь и «купчик» во фляжке, перекусил.
Через полчаса все, кто спал, проснулись от холода. Начало светать. У ополченцев на блокпосту тоже зашевелился народ.
До начала операции оставался ещё час, когда со стороны противника послышался звук работающей техники. Потом где-то слева стал стрелять СПГ-9 (станковый противотанковый гранатомёт) ополчения. Вначале мы подумали, что это «профилактическая» стрельба на упреждение активности диверсионных разведгрупп, так как сплошного фронта тут нет, а напротив расположился не единожды битый, но, тем не менее, кичливый батальон «Айдар». Успокоив себя этим объяснением, мы расслаблено ждали утра, чтобы наконец-то согреться на солнышке. Неожиданно в предутреннем полумраке в соседней лесополосе, где вчера мы разгружались по приезду на позиции, стали разрываться снаряды. Но из нашего взвода поначалу никто не осознал опасность, пока ополченцы не объявили тревогу.
Оказалось, что со стороны противника выдвинулся танк и стал профилактически простреливать лесополосу, где зафиксировал передвижение людей. Как только объявили тревогу, все рванули в окопы. Одни торопливо ложились на дно, не обращая внимания на скачущих по ним, другие забивались в стрелковые выемки, третьи отбегали подальше от стрельбы: вдруг танку вздумается накрывать миномёты?
Отбежал и я, но вдруг подумал: а если будет команда «к орудиям»? Бежать-то будет далеко. Поэтому на полном бегу развернулся обратно, но тут на меня налетел оператор установки ПТУРС (мы называли их птуристами) «Кащей». Мы оба чертыхнулись и упали в стрелковую ячейку. После чего я поднялся и уже совершенно спокойно, без суеты, вернулся поближе к позиции миномёта, слушая, куда стреляет танк противника.
Позже ребята рассказали, что кое-кто из наших побросали автоматы, рванув в панике в окоп.
Чего только не бывает в первый раз…
Наконец, стало слышно, как танк противника, а это была «64-ка», завывая, как истребитель, стал удаляться. Расчёты СПГ ополченцев, не подбив, тем не менее, отогнали его.
Поступила команда: «К орудиям!» Проверив на себе снаряжение, занимаем позиции. Снимаем с орудия маскировку и готовим боекомплект. Наш миномёт был основным во взводе, а потому пристрелку проводили мы. На наше орудие приходилось и больше всего боекомплекта. Судя по вводным, предстояла «разведка боем»: нам предстояло поддержать огнём один из наших штурмовых взводов, который за ночь скрытно занял исходные позиции.
Начинаем стрелять, стараясь за короткое время, минут за десять (как тренировались на учебном полигоне), максимально отстреляться, а потом быстро сняться с позиций, чтобы не накрыло «ответкой». Хотя нам говорили, что бывали ситуации, когда ответный огонь прилетал минут через пять-семь. Работаем слаженно, и первые пять «гостинцев» вылетают удачно. Но тут нежданно случается первый «аборт» – сначала у соседей, потом у нас. «Абортами» мы называли случаи, когда выстрела не происходит, мина остаётся в миномёте и становится потенциально опасной, ведь может взорваться от малейшего неосторожного толчка или стука. Спина покрывается холодным потом ещё и потому, что понимаешь: запланированное время, те самые семь-десять минут, летит к чертям. Что если сейчас прилетит «ответка» крупного калибра, то мы уже фарш, навоз, удобрение на этой далёкой земле.
После первого «аборта» следуют ещё пять. Опрокидываем раз за разом миномёт, опорожняя его от мин даже быстрее установленных нормативов. Боекомплект, запланированный на поддержку атаки, кончается неожиданно. И тут выясняется, что на семидесять выстрелов у нас приходится сорок девять «абортов». Само по себе на ум пришло нехорошее слово «саботаж». Саботаж при подготовке выполнения боевого задания.
Быстро разобрав миномёты, нагрузившись «эрдэшками» и вьюками, по ходам сообщения отходим в тыл к «пепелацам», ожидающим нас в кустах в двухстах метрах от позиций. Наша часть работ, можно сказать, окончена. Охранение из расчётов ПТУРов осталось на местах в стрелковых ячейках и на позициях своих установок. А позади, за спинами, куда мы только что так неудачно отстрелялись, разгорелся бой. Позиции противника не были подавлены огнем миномётов, поэтому штурмовым взводам пришлось доделывать эту задачу с помощью АГСов (автоматических гранатомётов АГС-17). Поддержали штурмовиков и СПГ ополчения. Именно последующая стрельба отвлекла противника от ответного огня по позициям миномётов, по нашим позициям, дав нам спокойно отойти в тыл. Застрекотали дружно пулемёты, по ротной рации командира взвода стало слышно, как ребята-штурмовики дружно атаковали позиции батальона «Айдар».
Вместо запланированных двух часов разведка боем длилась полдня. Наши потери: пять «трёхсотых» от огня АГСов противника (позиции которых и были одной из наших целей). Потери противника неизвестны.
Эта неудачная, саботажная, по сути, работа миномётов по противнику легла чёрным пятном на наш взвод. Потом штурмовики из других взводов не единожды припоминали нам этот первый неудачный бой. К сожалению, должных выводов из него наши взводные командиры так и не сделали.
Так наш миномётный взвод, можно сказать, легко и без потерь получил боевое крещение под городом Счастье.
Ильдар АТАУЛЛИН.
